Я закрываю глаза, вжимаюсь в нее, растворяюсь в ней, исчезаю в ее маленькой красной щели, стискиваю ее так, что трещат ее кости. Да! Она поднимается и легкой походкой уходит в ванную, оставляя аромат гибискуса, и сквозь шум воды сообщает, что не успела кончить, и мне еще придется постараться сделать ее счастливой на этот час.
Всю осень и три дня зимы мы были вместе, а потом она просто исчезла. Я разыскивал ее повсюду, не мог успокоиться. Зашел к Тиму, он послал меня, не стал разговаривать. Однажды она сама позвонила.
- Господи, Ольга, что ты делаешь, - умоляюще сказал я.
- Ничего не говори, Денис. Ты захочешь объяснений, а я не смогу дать их.
Я понял, что это конец, но продолжал ходить к Тиму, потому что это была хоть какая-то ниточка, потому что... В конце концов, он сказал мне, где она.
Я шел к ней в следственный изолятор. Уже стояла зима, но снег еще не ложился, порой, падал сырыми хлопьями и тут же таял. Воздух был таким влажным, что становилось трудно дышать. По дороге я забрел в кафе, пропустил рюмочку для того только, чтобы взбодриться.
Эти заведения странным образом схожи меж собой: все та же длинная стойка, те же высокие табуреты, приглушенный свет. На мгновение мне показалось, что я сижу у Тима, в том баре, где мы с Ольгой встретились. Но это было не так, и я ясно осознавал это. Я все еще любил ее. Мне было наплевать, что она там натворила. Я не виню ее ни в чем. Теперь я знаю больше, чем до знакомства с ней.
Все получилось очень глупо. Шел второй месяц моего одиночества. Вот, я сижу в пустой комнате, из окна которой видна часть улицы, зеленый забор, проезжают машины, плывут тени прохожих. Сейчас ее приведут. Я скажу ей: “привет”..
