Она видела, как он оценивает каждое ее движение в стриптизе и это заводило ее. А когда он подхватил ее на руки, она вдруг ощутила, какой он сильный мужчина. Когда он набросился на нее и припал губами к ее телу, как изжаждавшийся к роднику, она вдруг почувствовала жар внизу живота и ощутила, как между нижними губками стало влажно. И, впервые, сначала, робко и несмело, а потом все резче она стала двигать тазом навстречу его толчкам, помогая ему входить в себя. Внизу живота нарастал жар. Она услыхала какое-то всхлипывание, в такт толчкам и, вдруг, поняла, что это плещут через край её любовные соки.
От выпитого Людвигом, соитие продлилось дольше обычного — минут десять. И вот, где-то минут через семь - восемь Адель стала резко дергаться навстречу его телу, потом прижалась к нему и застонала, а после расслаблено раскинулась на постели. Это так завело и распалило его, что он в три мощных толчка выплеснул в нее свое семя и обмяк на ее теле. Потом вышел из нее, лег рядом на бок, разглядывая ее, как будто видел впервые. Она потупилась, смущенная произошедшим с ней. В Людвиге шевельнулось чувство мужской гордости, какое-то мужское самодовольство тем, что он смог удовлетворить женщину. Ни с кем из прежних «игрушек» у него такого не было, они боялись его до дрожи в коленках. Да и слишком коротким был их срок пребывания в его доме. Он улыбнулся ей, давая понять, что всё в порядке. Провел рукой по ложбинке между грудями, стирая пот их любовных игр.
«Иди — отдыхай! », он отпустил Адель и, довольно улыбаясь, уснул.
Адель, как всегда тщательно подмылась, промывая себя из шланга душа. Пришла в свою комнату, улеглась и долго не могла заснуть. Она не понимала, что с ней творится. Она получила удовольствие в постели с немцем, с эсэсовцем, с врагом. Она, советская девушка, бывшая комсомолка и активистка. Но он нравился ей. Он не обижал, не оскорблял ее. Да, он принудил ее к сожительству, считал ее низшим существом, но это не его внутренняя сущность, а нацистское воспитание.
