День был невероятно долгим. Сбросив свою усталость на скамейку пустого вагона электрички, я почувствовал, что сегодня могу первый раз расслабиться. За мутным окном какой-то пижонистый парень, накручивая на пальце цепочку с автомобильными ключами, другой рукой тащил по перрону невысокую толстушку в белом плаще. Та упиралась, пытаясь ему что-то объяснить.
Равнодушно скользнув по ним взглядом, я развернул купленную впопыхах на вокзале газету. Зашипели двери. Поезд тронулся. Усталые глаза читать уже не могли. Пробегая газетные страницы, останавливались только на картинках. На очередном развороте раскорячилась в немыслимой позе фотомодель, вероятно пытаясь обольстить своей по - детски недоразвитой, но уже обвисшей грудью чуть ли не полсвета.
Дальше рассматривать эту ерунду мне помешал чей-то насмешливый взгляд. Я поднял глаза. Напротив сидела та самая толстушка в белом плаще. Огромные оливковые глаза кокетливо мигнули на газету:
- Нравится?
- Очень.
Я повнимательнее присмотрелся к своей неожиданной попутчице. Плотненькая, толстоморденькая, она вообще-то была ничего.
- А у меня каблук отдельно гулять собрался, -
показала она покалеченную босоножку. Взяв ее, я отогнул ржавый гвоздь и с размаха ударил подошвой о скамейку, поставив на место скривленный каблук.
- Ничего, до дома дойдет, -
возвратил я босоножку хозяйке.
- Не, не дойдет. Далеко, -
опять мигнули большие оливковые глаза.
- Ну, если без комплексов, можно ко мне. Тут недалеко. А там сбацаем капремонт, -
сам себе удивляясь, я продолжал рассматривать попутчицу.
- Меня Мариной зовут, -
опять мигнули глаза.
- А я так и думал. Меня Николаем.
- Почему? –
глаза удивленно замерли.
- Почему Николаем? –
глаза мне определенно нравились.
- Нет, почему вы так и думали, что меня Мариной зовут? –
глаза уже начинали смеяться.
- А все красивые девушки – Марины.
Мы расхохотались.
