Ведь она была единственным для меня родным человеком на этом свете.
- Переходи ко мне, - присутствуя на ее похоронах, просто предложила мне учительница.
Почувствовав, как осиротел, я безутешно разрыдался. Она подошла ко мне, прижав голову к своей груди, крепко и нежно обняла меня. Заливая слезами ее грудь, я заплакал еще горше.
Мы были одни в моем навеки опустевшем доме. От ее ласковых слов искреннего участия, я разрыдался еще сильнее, благодарно и инстинктивно прижимаясь к ее полной упругой груди пахнувшей родным и близким мне телом.
Подведя меня к кровати, она заставила меня сесть, и сев рядом прижала к себе. Мы, два бесконечно одиноких человека, сидели, тесно прижавшись, друг к другу. Горестно рыдая, я, как бы ища у нее защиты, все глубже погружал лицо между ее грудями. К ощущению горя начали добавляться новые, более земные и волнующие меня чувства. Мое лицо крепко прижималось к упругой плоти ее полной, тугой груди, издающей какие-то неизъяснимо родные, близкие запахи. Они волновали мои душу и тело.
Она поцеловала меня в макушку. Я поднял лицо, и ее следующий поцелуй пришелся мне точно в губы. Я всхлипнул, но уже не от горя, а других более приятных чувств. Она слегка смутилась, но чтобы показать мне, что делает это лишь из желания успокоить меня, поцеловала еще раз. Я невольно ответил на ее поцелуй, встретив своими раскрытыми губами ее полные теплые губы, теплоту и влажность которых я остро почувствовал.
Новая волна горестного отчаяния всколыхнула мою душу и я, уже не стесняясь ее, зарыдал во весь голос.
- Не плачь.
Ее голос жалостно дрогнул, обняв меня, она прилегла на кровать, прижимая меня к своему телу. Подчиняясь благодарному порыву за ее ласку, я поцеловал ее в грудь. Она прижала к ней мою голову. Задыхаясь в тесной духоте ее плоти, я целовал и целовал ее грудь. Мои поцелуи быстро обрели совершенно иной окрас.
Что и как потом произошло, я не помню.
