Протянул руку, нашарил рюмку с коньяком, залпом выпил и крякнув, поставил на стол.
- Вот ведь чего шельмы вытворяют! Ничего нет святого!- закрутил он головой, пора было возвращаться к благоверной женушке Пелагее Фоминичне, с которой состоял в браке и прижили троих очаровательный детишек. Подергал шнур звонка, чтобы вызвать кридорного. А он уж тут как тут. Федька-шельмец, проворный, глаза вороватые так и бегают, рожа блудливая, через руку салфетка перекинута:
- Чего-с изволите?
- А что это ты за моду взял, скотина, спрашивать. Будто сам не знаешь. Пришли ко мне эту, как ее. Фу, ты, черт, совсем из головы вылетело...
- Мадемуазель Полину желаете? Которая по хранцузскому могет? С проглотом?
- А коли знаешь, так зачем спрашиваешь? В морду захотел? А, храпоидол?
- Никак нет-с! Сей секунд доставим, в наилучшем виде! Не извольте беспокоиться!
И через несколько минут в дверь комнатки тихонько постучали. В освещенном дверном проеме стояла небольшого роста девица, в тесном гимназическом платьице, коричневого цвета, которое ни чуточки не скрывало и не стесняло выпирающие груди. Узкий черный лаковый поясок туго стягивал талию, плтье сбоку немного распахивалось, будто случайно, чтобы желающие могли увидеть черные сетчатые чулочки, обтягивающие толстые икры. Девица медленно подошла к околоточному, покачивая тугими бедрами обтянутыми платьем, присела в книксене, жеманно опустив глаза, будто в стеснении, теребила край черного форменного фартука.
- Как маленькая мамзелька себя чувствует? - пальцы околоточного будто пара толстых сосисок коснулись ее щеки.
- Голова, немножко болит и внизу, ну, вы знаете, где пися... -также глядя в пол еле слышно заборомотала девица.
- Моя сладкая, эта болезнь поправима, сей секунд коньячку выпьешь и все как рукой снимет - мужчина улыбается, плотоядно глядя на ее бедра и налитые грудки. Он чувстввует обжигающую тягу молодого женского тела, вполне доступного для него.
