Я зажёг настольную лампу (яркий свет ночью резал глаза), воткнул в розетку чайник, достал из холодильника свой завтрак, разложив его на столе. Люба тоже что-то достала. Но стоило чайнику закипеть, как в сестринскую заглянул Павел Андреевич. Стёкла его очков блестели, а брови, как обычно, были сердито сдвинуты на переносице. - Люба? Можно вас на минутку? – строго спросил он, взглянув на меня с неодобрением. - Да, Павел Андреевич, - сказала она упавшим голосом. Едва взглянув на меня, она быстро вышла, прикрыв за собой дверь.. А я остался сидеть на жестком больничном диване, откинув голову назад. Почему такое случается со мной? Почему моя жизнь это сплошная череда печалей и неудач? Она вернулась через целых полчаса, которые показались мне вечностью. Беглого взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, чем они там занимались: халат на ней снова был изрядно помят, а волосы на лбу слиплись. Не глядя на меня, она прошла к шкафу, где висела одежда. - Выйди ненадолго, мне надо переодеться, - попросила она. Я встал и на негнущихся ногах прошёл к двери. От обиды меня всего переполняла горечь.. Я уже взялся за ручку двери... ...когда не выдержал и заговорил с ней:
- Давно ты с ним спишь? – спросил я тихо. - Что? – удивлённо спросила Люба, - да как ты смеешь, сопляк? Ты хоть знаешь, что тебе будет за такие слова? - Я всё видел, - спокойно ответил я, - вчера в перевязочной... Зачем ты отпираешься? Просто мне не понятно, что ты нашла в этом старом козле, вот и всё. Не дождавшись ответа, я уже сделал шаг, чтобы уйти и открыл дверь... - Подожди, - сказала она, - зайди сюда и закрой дверь. Я послушался. - Садись, - сказала она, - раз уж ты всё видел... Лучше будет, если ты будешь знать всю правду и правильно ко всему относиться. Я не шлюха, как, наверное, тебе показалось, и не страдаю геронтофилией... Просто... - она вдруг надолго замолчала, и я понял, что говорить ей об этом очень тяжело...
