Гости зашумели, кто довольно, а кто разочарованно. Я растянулся на животе у ног моей спасительницы, а она аккуратно поставила свои мягкие башмачки на мой позвоночник. Ничего легче и приятнее для меня, чем такое «использование», на тот момент не было. Я постарался унять дрожь тела, чтобы не беспокоить её.
9.
Я умолял моего хозяина не заставлять меня писать о моём позоре, но он только смеётся. Как же, оказывается, тяжело проживать всё заново!
Управляющий разбудил меня, спящего на полу кухни, пинком в живот: «Бегом к господину!». Я вошёл, протирая глаза, поклонился. Служанке, стоящей с кувшином воды, господин сделал знак удалиться. Он пил вино, был более возбуждён, чем обычно, глаза его горели.
- Что стоишь, раб? Вымой мне ноги!
Это всегда была обязанность служанки. Я опустился на колени и послушно исполнил приказ. Это непривычное для меня занятие сопровождалось дёрганием за ошейник. Я зашнуровал высокие кожаные сапоги на ногах хозяина, ставя их себе на грудь. Хозяин резко встал и обошёл меня, стоящего на коленях. Он осмотрел мои почерневшие и загрубевшие ступни, поставил ногу на одну из них. Я хотел обернуться, но получил подзатыльник. Тяжёлая рука хозяина легла на мой затылок, сильно надавила.
- Как быстро у тебя отрасли волосы! (Отрасли! Чуть начали виться!). Завтра прикажу обрить тебе голову.
- Как вам угодно, хозяин.
- Нет, я сделаю это сам, сейчас.
Господин взял нож, снова поставил ногу на мою ступню. Он получал явное удовольствие, сбривая мне волосы. Я уже меньше страдал, когда оголялась кожа у меня на голове, но подавленность, всё же, испытывал. Хозяин горячо прошептал мне на ухо:
- Что ты чувствуешь?
- Унижение, хозяин.
- Так и должно быть, раб.
Господин несколько раз с силой провёл ладонью по моей обритой голове, взял мою руку и тоже положил мне на затылок, чтобы и я ощутил свою оголённую кожу. Как же ему нравится унижать меня! Мне была протянута чаша с вином.
- Нельзя, пить вино – грех.
