На картине была изображена пара: пожилой господин в старомодном фраке и с цилиндром на голове сидел рядом с юной, очень красивой девушкой в цветастом ситцевом платье. В правой руке господина была дымящаяся сигара, левой он крепко обнимал девушку за тонкую талию. Они сидели в плетеном диванчике на фоне озера, окруженного высокими горами.
Маша была абсолютно права - картина была прорисована точно как фотография, и любой обыватель с первого взгляда понял бы о чем идет речь в картине. Слегка прищуренные глаза девушки лукаво улыбались, словно говоря: "Да, сейчас ты мой хозяин, но я гораздо моложе и сильнее тебя. Мне не хватает твоих старческих ласк, и я сегодня утром отдалась твоему шоферу в садовом домике."
По самому обрезу картины и впрямь едва вырисовывался силуэт мужчины с шоферской фуражкой на голове. Не было видно ни его глаз, ни выражения лица, только лакированный козырек фуражки. Но его тень падала на длинные, скрещенные ноги девушки, почти достигая глубокого выреза декольте, дерзко обнажившего крепкие загорелые груди. Вся картина буквально дышала эротическим вожделением, откровенно возбуждая зрителя соучастием в измене распутной содержанки с шофером хозяина.
Вадим вздохнул.
Денисов и в самом деле здорово рисовал. Особенно ему удавались карандашные рисунки, как черно-белые, так и цветные. Но почему она к нему клеится, хотя каждый раз говорит, что любит только его одного!
Вадим опять ощутил острый укол ревности. Он искоса глянул на Машу и увидел, что она изучает его сбоку, нахмурив тоненькие светлые брови и сжав розовые губы.
- Вадик, ну сколько можно повторять, кроме тебя у меня никого нет!
Он притянул ее голову к себе, поцеловал приоткрытые полные губы. Его язык скользнул внутрь ее жаркого рта, столкнулся с ее языком, сплелся с ним в единое целое.
- М-м-м, - застонала Маша.
Руки Вадима обхватили ее осиную талию, и его огромные, как клешни, кисти легко сомкнулись на ее белой спине.
