Встречая Николая, Любаша смотрела на него преданными влюбленными глазами. Он долго не обращал на девчонку внимания, пока однажды, огорченная его холодностью, она вдруг не разрыдалась за его спиной. Услышав горестные всхлипывания девочки, он посмотрел на нее и, подойдя к ней вплотную, спросил:
- «Кто тебя обидел воробышек? Скажи, я ему».
У нее ручьем хлынули слезы. На круглой юной мордашке было такое горькое выражение, что у него невольно дрогнуло сердце. Прижав к груди ее головку, он начал успокаивать, поглаживая ее по волосам. Прильнув к его груди, она продолжала всхлипывать, пряча от него заплаканное лицо.
- Так кто же тебя обидел, воробышек?
У него снова мягко защемило сердце жалостью к этой чистой девочке.
- Ты.
- Кто?!
Он даже раскрыл рот.
- Я, обидел тебя?! Каким же образом?!
Она снова расплакалась.
- Не реви! Не реви, говорю! Голосом Карлсона, который живет на крыше, прикрикнул он.
Мимо них проходили люди, с неодобрением и подозрительно оглядываясь на него, словно это он обидел ее. Ему стало неудобно на виду у всех стоять на лестничной площадке.
- Пошли ко мне. Там разберемся.
Сделав шаг к двери, он отпер ее и, войдя вместе с ней в квартиру, закрыл дверь.
- Хочешь, есть? - Спросил он, расстегивая на ней молнию курточки.
Она отрицательно помотала головой.
- А я, жутко голоден. Пошли на кухню.
Кухонька такая маленькая, что сев на табурет у стола Любаша перекрыла проход. Передвигаясь от стола к плите, Николай то и дело задевал ногой бедро девочки. Упругое, литое бедро не девочки, а молодой девушки, неожиданно понял он. Да и ноги ее, длинные, красивые и стройные, были сильными ногами зрелой девушки. С симпатичными ямочками на круглых коленках. Украдкой посмотрев на них, Николай оценил упругость и наполненность ее высоко открытых ляжек, туго обтянутых узкой, короткой юбкой. Под тонким свитером бугрились неожиданно крупные холмы упругих грудей, слегка вздымающихся вверх.
