В ее глазах потемнело от услады. Большой член барина приятно наполнял ее лоно. Вот бы век ей так лежать и блаженствовать, не то что ее неумелый, да квелый в постели супруг.
- Понежь меня, милая Палашенька. Поласкай меня на славу. Вижу, что можешь ты это. Ох, можешь!
- И ты мне очень сладок барин. Всю жизнь с мужиком честно прожила, а не чаяла, что, оказывается, бывает эдакая сладость. Ты уж не тронь пока Грушеньку, ежели хочешь, я за нее с тобой сполна расквитаюсь. Буду любить тебя так, как ни одна барыня тебя не любила. Люб ты мне барин. Ох, люб!
- Ты также люба мне, Палаша. Отныне будешь у меня домоправительницей, вместо хозяйки в имении, а уж без ласки мужской, ты ни когда не останешься. Ни разу не пожалеешь, что оставила мужа.
- Воля твоя барин, - с облегчением отвечала женщина. - Коли ты приказываешь мне остаться в имении, ничего не поделаешь, я останусь у тебя.
- Ах, Палаша. Экая ты кудесница!
- Барин, миленький! Разве эдакая благость возможна? Сладость то какая! Нежишь ты меня своей плотью. Стонать в голос, хочется от услады.
- Ты бедрами, бедрами поддавай, чтобы лучше чувствовал я тебя.
- Али не чувствуешь ты меня барин? - Вскидывая бедрами, страстно выдохнула она.
- Чувствую. Еще как чувствую. Словно сосешь ты меня. Высасываешь из меня соки любви. Какая она у тебя страстная, и приятная! Ласковая!
- Так это с тобой она такая страстная барин. Коли ей гость по душе, да в радость.
- Ох, Палаша! Нету мочи у меня терпеть!
Схватив ее за толстые бедра, он вонзился в ее тело и сладострастно содрогаясь под ее блаженный вой, неистово извергся в нее щедрым ливнем семени.
Сидя на скамеечке, нагая Грушенька, с недоумением взирала на них. Она ожидала, что лежа под барином, маменька начнет плакать и стонать навзрыд от горя, слезно умолять его не трогать ее, а вместо того, блаженно всхлипывает, сладко стонет, и охая шибко вскидывается под ним.
