Спокойствие невозможно даже изобразить!
Слегка трусь щекой о Его бедро, чуть запрокидываю голову, подставляя под сильные (но такие нежные! ) пальцы свою шейку, охваченную символом Его власти, и из последних сил сдерживаю стон, когда затылком касаюсь. . . Касаюсь Его! Мягкая тонкость брюк совсем не мешает ощущать Его возбуждение. . . Будто случайно, забывшись, пытаюсь повторить только что проделанное движение, слегка поворачиваю голову, чтобы еще раз коснуться Его, такого горячего, желанного, близкого! Но пальцы, немедленно сжавшие в кулак мои волосы, не позволяют, пресекают мой порыв в самом начале. Ощущение, что мои мысли для Него как открытая книга, нарастает с каждой секундой!
- Ласкай себя! - приказ, отданный ровным негромким голосом, вызывает шквал ощущений. В том числе и потому, что отдан он не мне. Слова прозвучали одновременно с легким рывком поводка, прикрепленного к ее ошейнику.
Тут же ее руки, до того момента судорожно сцепленные за головой, начинают плавный, но в то же время неистовый танец. Гладят грудь, полускрытую гипюром белья, играют с сосочками, которые уже давно приобрели мраморную твердость и словно рвутся наружу, грозя разорвать тонкое кружево. Ее ноготки впиваются в тело, на секунду, и тут же их болезненное прикосновение сменяется нежным поглаживанием.
Она не оставляет не обласканным ни миллиметра тела, ладошки гладят подтянутый животик, спускаются ниже, коготки на ее правой руке, блеснув, скрываются в теплой глубине похотливой дырочки. Возвращаются, чтобы поиграть с горошинкой клитора, снова исчезают.
Рука, которая только что гладила меня по голове, щекотала за ушком, прекращает ласку.
Слышится звук расстегивающейся молнии. Мы с ней вздрагиваем, обе. . . Обе замираем. . . Я - потому что Он так близко, потому, что стоит повернуть голову, и можно будет видеть, ласкать, целовать Его! Конечно, если будет позволено это счастье. . . А она - потому, что не видит того, что происходит в метре от нее.
